Новости партнеров
Общество

Человек, который БЫЛ... Ушел из жизни писатель и журналист Алексей Маслов

17.09.2008 15:37|ПсковКомментариев: 23

Самое неприятное в жизни - это писать некрологи на людей, которых хорошо знал. К сожалению, произошло то, что и должно было произойти: Леша – человек, безусловно,  талантливый и неординарный, не сумел вписаться в современные, жесткие рамки нашей по-своему вздорной профессии. Как следствие, случилось то, что и должно было случиться. После него остались только воспоминания.

Например, как в конце 80-х, только демобилизовавшись из армии, он пришел с коленкоровой тетрадкой под мышкой в редакцию «Молодого Ленинца». Там были странные тексты a-la Вова Шинкарев, рассказы в стиле ранних фильмов Сокурова - непонятно чем начинавшиеся и неизвестно чем заканчивавшиеся. И еще странные стихи - в них не было ни Пушкина, ни родных берез и уж тем более - рифмы. Не думаю, что его страстным желанием было все это опубликовать: увы, все, что он написал в армии, не подходило под формат эпохи «застойного застолья». По всей видимости, ему просто нужно было общение, с кем можно было просто поговорить. Собственно, так мы и подружились.

А потом была работа в «Новостях Пскова» - пожалуй, самая плодотворная часть его, увы, короткой биографии. Именно там он выпустил свою итоговую «Землю святого ада», написал за известного тренера книгу о футболе, страстным поклонником которого он был сам. Потом он вынужден был уйти из городской газеты, устроившись в театр кукол на совершенно смешную (по деньгам) ставку: заведующим литературной частью. Судьба и тут подарила ему шанс: как-то разбирая архив театра, он в буквальном смысле раскопал (!) неизвестную (!!) пьесу Сергея Довлатова, талантом которого Алексей искренне восхищался. И спектакль, в конечном счете, увидел свет рампы. На премьеру приезжала вдова писателя Елена Давыдовна, которой потом были торжественно вручены те самые 24 странички машинописного текста, наделавшие так много шума и прессе, и на телевидении. Более того, Довлатова захотела встретиться с автором этой литературной сенсации. К сожалению, этого не произошло. Не могло произойти. Уже тогда линия его жизни сделала самый решительный поворот, который потом с каждым годом отдалял его от профессии. Да и от самих людей тоже. Все закончилось в минувший понедельник, на сорок восьмом году жизни…

 В моем архиве до сих пор хранится незаконченная рукопись будущей книги, который мы с Алексеем задумали, когда работали в «Новостях Пскова». Как-то сев после работы перед компьютером, мы подумали: господи, все сейчас пишут рОманы, а чем мы хуже? И взялись…Писали долго, прерываясь на Лешины запои. На все мои упреки и пожелания, в конце концов, «завязать», он неизменно иронично отвечал классической фразой «митька» Владимира Шинкарева:

- Прежде чем бросать пить, нужно знать: зачем не пить…

Еще этой весной мы в который раз - железно - договорились: к осени завершить рукопись. Тем более, что осталось-то совсем чуть-чуть:

- Добьем! – согласился Алексей.

Это было весной, незадолго до его дня рождения – 24 мая, который удивительным образом совпадал с Днем российской письменности. После этого он заходил в редакцию «АиФ» всего пару раз. Пил кофе (уважал), занимал деньги на сигареты и снова пропадал. Теперь уже навсегда…

Юрий Моисеенко,

соб. корр «Российской газеты»

Сегодня мы предлагаем вашему вниманию первую, вступительную главу незаконченного романа-репортажа. Пролог этой книги снабжен предупреждением, которые мы тоже хотели бы повторить:

Авторы будут искренне изумлены, если кто-либо из читателей обнаружит в героях романа знакомых ему людей, а в описываемых событиях - сходство с теми, что имели место в реальной жизни.  Изумление будет тем более неожиданным, потому что все ниже следующее является тщательно продуманным  бредом.

LETITBE

(Так и надо!)

Алексей Маслов / Юрий Моисеенко

Пролог: JulyMorning – А по утру они проснулись.

Редактора убили в пятницу вечером…

А в понедельник, в 8.15 утра, обозреватель отдела информации газеты «Псковские вести» Юра Салов не мог решить два сложных вопроса, свалившихся на него с утра пораньше.

Во-первых, после 10 минут бесплодных усилий, он так и не нашел  на первой полосе свежего, уже поступившего в продажу номера грубую опечатку, за которую его еще в дверях редакции по-отечески «приласкал» ответственный секретарь Мищенко. В  качестве наказания Салов должен был найти опечатку сам.

- Сначала чайку, и покрепче, а потом на фонарь. На фонарь! - подражая картавому вождю, напутствовало Юрку административное лицо.

- Вовка-морковка! – буркнул Салов, прекрасно зная, что эта реплика достигнет ушей ответсека. Так и задумывалось…

 К опечатке Юра отношения не имел, потому что первую полосу формировал и проверял главный редактор, но отдуваться за ошибку перед согражданами-земляками предстояло все-таки Салову. В силу своего предельного прагматизма, горожане очень требовательно относились к работе отдела информации своей газеты. Каждый раз искренне недоумевали, когда вдруг не обнаруживали на ее страницах расписания движения автобусов дачных маршрутов, таблицы негативных дней по доктору Хаснулину, а также курса доллара – по поводу этого недоразумения одно время больше всего негодовали ребята, торговавшие валютой на Пушкинской. Массу хлопот отделу доставляли и звонки от возмущенных пенсионеров, которые требовали указывать (с точностью до минут), когда в их квартирах наконец-то появится горячая  вода. Бывали и такие (в основном вышедшие в отставку учительницы - «чиры»), что взяли себе за правило с карандашом в руке просматривать свежую газету. Найдя, в ней несколько грамматических и орфографических ошибок, они набирали номер службы информации, или, реже, секретариата и начинали долго, но при этом весьма вежливо, гундеть про низкую нравственность нынешнего поколения, отсутствие устоев и как следствие - неуважение к читателям, выраженное таким вот варварским способом.  Мищенко бесился, но послать их далеко и надолго ему не позволял ни статус, ни воспитание. Однако после таких звонков настроение (как минимум до обеда) оставалось испорченным. Салов это сразу понял сразу: чем-чем, а дерьмом в редакции делились щедро, от души.

- Ты внимательно, читай, внимательно, - порекомендовал «униженный и оскорбленный», не отрываясь от компьютера.

«Какое там внимательно!» - подумал Юра, переключаясь на решение второй проблемы, которая заключалась в необходимости пробраться к заныканной в ящике стола неполной бутылке с напитком «типа» коньяк. Сильного похмелья не было, но организм еще помнил вчерашние триста пятьдесят грамм напитка «Медовый», ложкой дегтя к которому стал мерзавчик водки «Пушкин». Свалившийся, как всегда неожиданно, понедельник добавлял лишь неують перспективой трудовой недели. Единственный и радикальный способ возвращения российской интеллигенции в творческое русло был известен давно, еще со времен ветхозаветного Ноя, но процессу (как всегда!) могли помешать бабы. А точнее - три коллеги (или коллежки?). В общем, в одном кабинете с Саловым на ниве журналистики трудились три дамы, которые вот-вот могли прийти на свои рабочие места. А бабы эти, то есть – дамы, с некоторых по заданию редактора бдительно следили за всеми аномальными действиями Салова.

«Приплачивает им, что ли Мишель?» – удивлялся Юрка.

- Ты географию в школе учил? – наконец, не выдержав, спросил Мищенко.

- Ага, - выдохнул в сторону Салов.

- И я «ага», - удовлетворился Володя, дав наводку.

«География», «гео-гра-фия» - раз, два…. девять букв… - словно решая кроссворд, Юрка продолжил поиск опечатки.

- Блин-компот, куда президент полетел, ты понять можешь?! – не выдержал Мищенко: уже десять минут он сидел пень пнем перед компьютером и, медленно закипая, ждал, когда откроется сайт. Салов тут же без труда обнаружил сообщение, из которого следовало, что наш всенародно избранный отправился с официальным визитом в столицу Чувашии… Йошкар-Олу.

«Доредактировался Мишель!» - подумал про себя Юра, а вслух сказал:

- А я-то здесь причем? Первую не я делал, а шеф. Какие претензии?

- Ну, ты даешь! - Мищенко наконец-то оторвался от экрана и поднял «очи горе», - Кто должен делать первую полосу: отдел информации или Мишель?

- Н-у-у, мы… А что?

- Кто ее должен вычитывать? Включая всю эту официальную херню? Завотделом… А ты вместо хроники городского пресс-центра опять приволок «Аргентина-Ямайка 5:0»? Ты бы взял на себя труд, хоть краем глаза глянуть, что у вас идет за подписью «Служба новостей ПВ»!

- «Уж больно ты грозен, как я погляжу…» – без прежнего апломба пошел на мировую Юрка, поднимаясь с ответственного дивана - как еще должен был называться диван в кабинете ответственного секретаря?

- Свою порцию я уже получил. Уже звонили, едрен-батон… - совсем миролюбиво провозгласил Мищенко, пробегая свежую сводку три дабл-ю анекдотов ру.

- Вот и я говорю, отбрехаемся. Вызываем огонь на себя! Так я пошел?

- С тебя три информации! – услышал он уже в коридоре.

«Вай-вай-вай, какой-глюпый-оттет-стенный-секретар!» – сопроводил Салов мыслью перескакивание ступенек. В его компьютере уютно расположились четыре информации, предусмотрительно не сданные во второй половине рабочего дня пятницы. Дальше все было как в добротном американском боевике – ни одного лишнего движения:

включить компьютер;

пока он греется, достать бутылку и стакан;

набрать пароль;

налить коньяк в стакан;

запустить «Пэйдж Мейкер»;

выпить;

открыть файл;

дождаться пока коньяк провалится в организм и начать интенсивно жевать найденный в глубине стола сухофрукт («Когда-то это было яблоко» - взгрустнул Салов);

просмотреть текст информаций;

понять надо ли выпить еще;

налить и…выпить;

снова заглянуть в стол – «Может еще завалялось?»

переписать местонахождение информации в сети на бумажку;

закрыть файл;

проверить наличие «Рондо» в кармане...

«Парень, запомни: сегодня ты успел, но что будет завтра, известно одному Богу и мне!» - прокомментировал все вышеперечисленные действия строгий внутренний голос Салова. В какой-то момент даже показалось, что его интонация очень напоминает тембр гундосового переводчика всех импортных фильмов в перестроечные времена.

Но именно тут пойло подействовало! И Юрке стало очень даже хорошо.

Можно было идти курить, не дожидаясь прорыва к рабочим местам «отдельного ударного женского батальона смерти», и взяв по пути в приемной свежий номер «Вестей» для мамы и соседки. Тем не менее, предбанник, через который перешагивал каждый, кто хотел попасть на прием к Мишелю и гордо именуемый «приемной», несмотря на любовь редактора к ранним утренним приходам и раскладыванию пасьянсов на компьютере до начала рабочего дня, был закрыт.

«Странно!» - подумал Юра и вынуждено решил: «Покурим без прессы». Тут его взгляд упал на валявшуюся в коридоре пустую бутылку из-под напитка «Клюквенный», enfant terribleместной алкогольной промышленности. Как ни парадоксально выглядела эта картинка (Скали с Малдером и то бы растерялись!), желание закурить оказалось сильнее, и Юра вышел на улицу - нормальной курилки в редакции, расположившейся в трех квартирах первого и двух второго этажа жилого дома, не было.

После второй затяжки «Беломором» он, «клюквенно» вспомнив, мысленно пропел про себя: «Ну, ни фига же себе!» Официально было принято считать Салова единственным пьяницей в редакции. То есть тем, кого за «это самое» можно ругать, наказывать и перевоспитывать – потому что именно он постоянно подставлялся. Раз в год заседавшая редакционная коллегия в качестве основного творческого вопроса обычно рассматривала «аморальное поведение корреспондента отдела информации имярек». Все заканчивалось по-советски: постановкой на вид с последующим обещанием «ни-ни». Тем не менее, гордо исполняя в редакции роль «талантливого, но пьющего неудачника», Салов терпеть не мог, когда бестолковые бабы мешали ему лепить новый образ российского интеллигента: тонкого ценителя гитарных пассажей Ритчи Блэкмора, поклонника «NottinghamForest» и банного артикула, выполняемого березовым веником с последующим пивным оттягом. Получалось с трудом, но ведь дорогу мог осилить только идущий!

Взяв на себя эту странную роль, Юрец исполнял ее искренне. Причем, с недавних пор – сольно. С тех пор как начинающий поэт и по совместительству младший корреспондент отдела культуры Савва Высоковский так наелся искомой жидкости во время обще редакционного застолья, что решил вздремнуть прямо за редакторским столом. На следующее утро его, отключенного, Мишель и нашел.

Картина была в высшей степени живописная: на зеленом сукне старорежимного письменного стола – шеф не выносил евромебель в стиле «hitech» - покоилась буйная головушка Савушки в обрамлении извергнутого из желудка овощного салата. Причем в этой дурно пахнущей субстанции преобладали ярко-красные тона - по виду и запаху чувствовалось, что основным ингредиентом  поглощенного в качестве закуски продукта был корнеплод под называнием «свекла». Тут же была вызвана ответственная за порядок согласно КЗОТу уборщица Маша, которая прежде чем переступить порог кабинета шефа, получила нагоняй за то, что… плохо убрала вверенную ей территорию. А уже к обеду секретарша Галка вручила мучающемуся с похмелья Высоковскому приказ об увольнении «по собственному желанию». Дело оставалось за малым - написать это самое заявление, что и было сделано в соседствующей с редакцией пивной под идиллическим названием «Дубрава». С тех пор необходимую в околотворческом российском коллективе вакансию «талантливого, но пьющего» Салов и заполнял в одиночестве. Конечно Михаил Михайлович (за глаза просто – Мишель) Костров тоже был не чужд пороку, но одно дело «Смирновочку» с тишайшим замом во внеурочное, а другое – «Клюквенный»! Дело распутать могли только ребята с улицы разбитых фонарей, потому что даже Шерлок Холмс этот напиток не потянул бы.

«И она не потянет!» - решил Юра, увидев следующую к редакционному подъезду походкой «и чешет, и чешет» Веру Дычко. Веру Петровну, на хрупких женских плечах которой покоился груз моральной отвественности за все зло мира, в оном совершаемое. Еще с советских времен она специализировалась на борьбе с пороками. Ее материалы – аккуратно переписанные приговоры судов, через абзац снабженные многозначительными восклицаниями, типа, «Куда смотрит российская Фемида?!» - больше всего нравились бывшим политрукам исправительно-трудовых учреждений и активистам домкомов. С бульдозерным напором она пробивала свои «кирпичи» на самые лучшие места в газете, на голубом глазу убеждая редакционный народ, что именно таким образом их орган местного словоизъявления способствует исправлению нравов населения, наполняется глубоким идейным содержанием, становясь где-то созвучным Иерихонской трубе, возвещающей о конце света. Даже в последнем новогоднем номере стараниями Веры дети убивали отцов, матери бросали детей в прорубь, а безотцовщина, замочив пару старушек, насиловала девушек в особо извращенной форме, т. е. без презерватива. Как-то, будучи в сильном подпитии, Салов долго втолковывал терпеливому Мищенко, что Дычко опоздала родиться лет на 50.

-          Ты пойми, чучело (после 300 граммов чистого этилена, введенных в организм перорально, Юрка обычно не выбирал выражения) она идеально бы вписалась в какой-нибудь продразверсточный (это слово было выговорено только с третьей попытки) отряд, а за спрятанный мешок зерна поставила бы к стенке всю деревню! 

Дальше кривая его рассуждений закинула Веру Андреевну на стройки народного хозяйства.

-          Где тоже могла быть очень полезной, - продолжал импровизировать Салов, - мо-би-ли-зо-вы-ва-я массы на скорейший пуск Днепрогэса, имея из механизмов одну лопату на всех.

На грешную землю возле редакции обозревателя вернула госпожа Дычко.

- Приветствую! – развязно помахал рукой Салов.

- Здравствуй, Юра. Редактор у себя?     

- Пока не приходил. И приемная закрыта.

- Та-а-к! – многозначительно протянула Вера Андреевна, могучим корпусом навалившись на дверь в редакцию.

- Съест она его когда-нибудь. Обязательно съест! - подумал Юрка. – Это «так», у нее как у Винни-Пуха, не спроста…Ладно, намусорим и за компьютер. Без пятнадцати…

Из-за традиционного отсутствия урны, которую, в очередной раз от парадного входа умыкнули либо тихие бомжи, либо агрессивные тинэйджеры, Салов бросил бычок на землю и попробовал вернуться в кабинет. Входная дверь открылась с двойным усилием – навстречу Салову из помещения (к солнцу!) вылетел Мищенко.

- Жена звонила! Мишель пропал! Ты тут на улице! Я тебе звоню-звоню! Опять!? – выдал он фразу в обратной последовательности. То есть Володя понял, что Юрка принял. Это было «раз». А жена редактора позвонила в секретариат, чтобы навести справки о потерявшемся супруге и, несмотря на подобное ЧП и чудо в одном лице, Юрка осмелился не сидеть за рабочим столом, а курить у входа. Это «два» в последовательности правильной.

- Ну… - начала издалека Салов, удивляясь и возможной пропаже редактора, который, судя по всему, не ночевал дома, и неадекватности по этому поводу  Мищенко. – Вообще пропал?

- Вообще! И Машка плачет, - ответил Мищенко.

- Совсем как моя бывшая… - почему-то вспомнил Юра. Наверное, принятые в кабинете сто пятьдесят по-хорошему дали о себе знать.

- Кто бывшая? Машка? – не понял Володя.

- При чем тут она! Жена Мишеля… – ответил Салов. – Ищет своего, как меня моя бывшая искала.

- Только Мишель не ты. И вчера вечером он был в редакции. Тоже, кстати, не как ты.

- А Маша почему плачет?

- Потому что в кабинете бутылки на полу валяются. Я уже милицию вызвал.

- И «Клюквенный» в коридоре… - как о дополнительной улике сообщил Володе Салов.

- А это вообще полный вперед! - прямо-таки задохнулся Мищенко и, окончив несвойственную для него тираду, выдал ту еще историю, в финале которой и образовалась пустая поллитровка в коридоре.

Оказывается двое молодых долговязых внештатников, почти сиамские близнецы, Дима и Кока (в простонародье - «Димакоки»), торговавшие накануне в редакции свежеотпечатанными газетами, не только осуществляли идею Мишеля о дополнительной прибыли в рамках акции «Купи завтрашнюю газету сегодня». Параллельно они решили скрасить свои мечты о штатной работе несколькими походами в ближайший ларек. Маша, решившая произвести уборку не в пятницу вечером, а субботним утром, обнаружила двери редакции незапертыми, а Димочку - дремлющим за торговым столиком. Начинающий автор приветствовал уборщицу блаженной улыбкой и фразой «Ма-ша… Ма-шенька… Мария». Через минуту входная дверь распахнулась от толчка ногой, и с двумя бутылками «Клюквенной», как спортсмен несущий в обеих руках по олимпийскому факелу, в редакцию шагнул Кока, провозгласив сакраментально-анекдотическую фразу «Что, бля, не ждали!». Выпроводив супостатов, Маша решила лоск не наводить, а предъявить последствия такого алко-терроризма Мишелю в понедельник с утра. Тем более, что редактор обычно приходил ранехонько, и времени на уборку до начала рабочего дня хватило. Но потом служебный долг все-таки заставил Марию прийти в редакцию для мытья апендиксообразных коридоров в воскресенье вечером – черт его знает, как отреагирует на запланированную ей демонстрацию безобразия главный в начале рабочей недели…

У подъезда, по словам Маши, стояла большая черная машина – «вроде трактора со звездочкой впереди». Как только уборщица сунулась в помещение, навстречу ей бодро вышел сам Михалыч и сказал:

- Все, все понимаю. А на сигнализацию поставлю сам.

Эту реплику «главного» Маша расценила как команду: уборку не производить, домой уматываться побыстрее. Утром в понедельник, вскрыв помещение, она обнаружила, что дверь редакторского кабинета не заперта, компьютер, на экране которого светился так и законченный пасьянс, включен, на полу стоят и лежат несколько бутылок импортного коньяка, а стол залит водкой (осколки разбитой «Смирновки» прилагались) и…кровью.

- Я смотрел, - добавил от себя Мищенко. – Не кетчуп это. Сабля лично выезжает.

Саблей звали начальника городского УВД Игоря Викторовича Саблина. Его личное присутствие позволяло надеяться на то, что вскоре все тайны лишатся своих покровов. Оперативную работу, любовь первую и неоднократную, полковник милиции просто-таки обожал, комментируя каждый раз, доклад своих подчиненных о работе над очередным уголовным делом фразой «Возбудить и конь может!». Саблю в городе уважали даже братки: он явно и успешно старался походить во всем на Жеглова-Высоцкого (разве что сапоги с гражданскими брюками не носил), кабинетную работу с удовольствием сваливал на многочисленных замов, без ложной скромности считал себя сыскарем от Бога, и вообще - был «строг, но справедлив». Единственной слабостью главного милиционера Пскова был его знаменитый «полис джип», ставший таковым после того, как автоумельцы, поколдовав над серийным УАЗом, усилили в конструкции машины все, что можно. Вплоть до дворников. Преследовать и захватывать преступников на «Волге» Сабля считал ниже своего достоинства, и пользовался ею лишь в крайних - протокольных - случаях. Последний раз это было, когда в город приезжал тогда еще премьер Черномырдин.

Но, тем не менее, в редакцию городской газеты Сабля приехал именно на «Волге», решив, видимо, блюсти конспирацию. Выйдя из машины, он характерной походкой невысокого, широко шагающего человека направился к парадному входу «Вестей».

- Па-п-прошу! - скомандовал Сабля, давая тем самым понять, что посторонние – в данном случае журналисты - при осмотре места происшествия являются персонами нон грата.  На этот раз интонацию просекли все: надо оставаться на пороге начальственного кабинета. Вынужденный отслеживать движение милицейского затылка, Мищенко понял, что полковник медленно прошелся взглядом по кабинету Мишеля. Потом Саблин неожиданно присел и с порога заглянул под стол, затем резко поднялся с хрустом в коленных чашечках и, совершив поворот на 180 градусов, уставился на присутствующих. Его опять поняли без слов и быстро освободили помещение приемной. Набрав номер на сотовом, Сабля сказал в трубу:

- Саблин. Еду.

Потом, пожав руку, попрощался с Мищенко:

- Я  позвоню.

Кивнув на прощание дамам, Сабля неожиданно перестал действовать предельно логично и решительно отправился в отдел информации. Плотно закрыв за собой дверь, он оставил всех в коридоре думать о причинах столь странно выбранного им курса. Что произошло в кабинете, знал только Салов - главное действующее лицо милицейского экспромта. Лишь глянув на вошедшего Саблю, Юрка понял: полковник знает не только то, что его визави уже принял, но и то, сколько у него осталось. Поэтому Юрец, молча, достал из ящика стола почти ополовиненную бутылку и разлил коньяк в два стакана, мучаясь уже не похмельем, а исконно российской интеллигентской рефлексией. Выпили не чокаясь, расстались не прощаясь. Салов лишь протянул Сабле упаковку «Рондо».

- Кстати! – прокомментировал ситуацию Игорь Владимирович.

Больше никаких слов тут же отбывший из редакции главный городской милиционер в помещении «Вестей» не произнес.

ПЛН в телеграм
 

 
опрос
Необходимо ли упростить выдачу оружия в России?
В опросе приняло участие 275 человек
Лента новостей